Интервью с известным актером Семеном Стругачевым: "Генералы и сейчас зовут меня выпить"

Стругачев. «Всю жизнь я всего добивался сам, своим горбом и трудом, и жене моей нужно поставить памятник — она меня очень поддерживает».

Имя: Семен Стругачев
Ро­дил­ся: 10.12.1957 в поселке Смидович, Еврейская автономная область, Россия

Российский актер, режиссер, продюсер.
Рос без отца — тот оставил жену с четырьмя детьми. Воспитывался в интернате. Известность на всем постсоветском пространстве Стругачеву принесла комедия Александра Рогожкина "Особенности национальной охоты" (1995), где он сыграл Леву Соловейчика. Впоследствии снялся во всех продолжениях этого популярного фильма. Играет в театре им. Ленсовета.
Стругачев — яркий комедийный актер с гротескной внешностью, большим зажигательным темпераментом и значительными музыкальными способностями (игра на музыкальных инструментах, пение). Театральные критики считают, что в характерных ролях он напоминает Луи де Фюнеса. Живет в Санкт-Петербурге. Женат, есть взрослая дочь.

— Семен, в этом году у фильма "Особенности национальной охоты", сделавшего вас знаменитым на всем постсоветском пространстве, юбилей: ленте 20 лет. Признайтесь, вы пересматриваете его сейчас?

— Вы знаете, в этом году я как раз его посмотрел. Какой я тогда был молодой, худой красавец! Точнее, больше обаятельный, чем красавец. Но сейчас я все равно лучше выгляжу (смеется). Глядя на "Особенности..." сейчас, я не узнаю себя там, и думаю: "Господи, какой я соловей (актер сыграл героя по имени Лева Соловейчик. — Авт.)? Обычный такой воробей!". А самое забавное, что я смотрю на это и смеюсь, будто играл не я, а какой-то совершенно другой актер. При этом думаю — какой наглый артист, как он безобразно и безрассудно себя ведет!

— А какие именно моменты двадцатилетней давности вам кажутся безрассудными?

— Например, когда я смотрю на свою задницу в кадре. Ведь мы снимались совершенно голыми, все было видно — все наши задницы и "передницы". Это ж как нужно доверять режиссеру! Сейчас я бы себе такого не позволил. Да и не только в наготе дело: мы же еще там жрем и пьем, как свиньи, — мы себя запечатлели такими и на всю жизнь обеспечили себе реноме всероссийских алкоголиков. До сих пор разные люди меня останавливают и зовут: "Лева, пойдем выпьем!". Это делают даже генералы! Вот как Александр Демьяненко на всю жизнь стал Шуриком, так и мы стали этими Левами и Кузьмичами. Никуда от этого не денешься. Именно поэтому нас редко приглашают сниматься в фильмы других жанров.

— То есть вы стали заложником образа Соловейчика?

— Да, заложником, но, знаете, мне грех жаловаться. Зато у нас есть возможность привлечь в театр зрителей, которые идут на Леву Соловейчика, а на сцене видят испанского короля и думают: "Ну ни черта себе!". Или они приходят на спектакль с героем-алкашом из "Охоты...", а слышат мой прекрасный голос. И такой эффект стоит того, чтобы сниматься в таких картинах.

"Вкус Америки". Экранизацию повести Улицкой снимали в Нью-Йорке.

— Какие еще после этих фильмов были знаки внимания?

— Самое интересное, что подарки так называемому Леве дарили как 20 лет назад, так и сейчас. Чего только не присылали! Но чаще всего презентуют, конечно, спиртное. Думают, что я действительно алкоголик какой-то. Из Украины, кстати, тоже присылают самогонки разные, сыры, закуски, авторские настойки. А я думаю, что нельзя отказывать в народной любви: если люди мне такое дарят, значит, они меня все еще помнят, хоть и в таком амплуа. И поэтому я все это принимаю и передариваю друзьям.

Кстати, у меня очень много друзей в Украине, которые тоже передают забавные подарки. К тому же у меня из четырех жен трое — украинки, поэтому с вашей страной у меня очень многое связано, я люблю эту землю и ее людей. Дай Бог нам дружбу, в конце концов.

— В "Особенностях..." люди развлекаются тем, что ходят на охоту и рыбалку. А как любите отдыхать вы?

— Охоту ненавижу — не люблю убивать. Ведь любое животное тоже хочет жить. В век новшеств и развитых технологий можно ведь обойтись без кровопролития — закажите себе виртуальную охоту, и все вам будет. Но один грешок имеется — люблю порыбачить: если есть свободное время, обязательно приеду на свое специальное место в 160 км от Питера. Мало того, что там красиво, так я еще и обязательно что-то поймаю. Никто ничего не поймает, а я поймаю! Все всегда завидуют моему улову, а я просто знаю, когда лучше выходить.

Новая версия. "Кавказская пленница" уже не та.

— Помимо охоты, ваш герой с коллегами еще и залихватски накатывает рюмку за рюмкой. А как у вас обстоит с любовью к спиртному в жизни?

— А это — пожалуйста, это я люблю. Так мне тоже отдыхать нравится, но сейчас, правда, возраст не тот и уже не могу себе позволить пить, как раньше, — печень потом давит и давление шалит. В данный момент пью только текилу, потому что понял, что в этой самогонке из кактуса есть что-то, совершенно не сравнимое с водкой или виски. И веселительный эффект хорош, в зависимости от количества выпитого. Но, опять же, для этого нужно иметь здоровье. Поэтому если думаете, что мы пьем с утра до ночи, вы глубоко ошибаетесь. Последние три дня я вообще не вылезал со сцены, потому что надо было репетировать. А если есть возможность раз в неделю выпить, то с удовольствием выпью. К примеру, завтра я могу отдохнуть, а уже послезавтра у меня съемки, потом спектакль, потом снова съемки. Поэтому не думайте, что мы такие разгильдяи, которые ради этого веселья готовы предать нашу профессию — это не так.

— Неужели у вас на работе — на площадке и в театре — сухой закон? Наверное, сложно соблюдать его, учитывая, что вам часто приходится работать с артистами, с которыми душевно и тесно общаетесь?

— Что касается профессии и отношения к своему делу — у меня все очень строго. Наверное, вам непривычно слышать это от Соловейчика, но в плане работы я предельно суров. Если бы, не дай бог, на сцене объявился нетрезвый артист, то друг он мне или нет, а я бы его выгнал, и никогда бы он у меня больше не работал. Все знают мое отношение, и поэтому никто из моих друзей себе такого не позволил бы.

— Вы очень много работаете в театре — и как актер, и как режиссер. К примеру, в спектакле "Любовь до гроба" вы играете с 1988 года! Не ощущаете усталости из-за этого?

— Какая усталость: мне 50 с лишком, а я играю эдакого молодого любовника — это так смешно! Я уже называю постановку не "Любовь до гроба", а "Любовь до горба". Уже приходят внуки моих первых зрителей — им лет по 15—20, и им тоже смешно. Недавно, кстати, со мной в пьесе вышла Эвелина Бледанс, у нее была премьера в этом спектакле. Вот так быстротечно время — артисты меняются, а я — нет. Каждый новый спектакль на протяжении многих лет для меня — это работа, совершенно не похожая на предыдущую. Очень трогательно, когда приходят дети тех, которых уже с нами нет, и приносят цветы, говорят, что это был любимый спектакль их мамы или папы. А я ведь помню их родителей, помню, как в девяностые вместо цветов они могли сумку с продуктами подарить — колбаской, консервами всякими.

Что забавно, народ на мои спектакли часто приходит "прокачанный" — они знают текст наизусть. И иногда во время антрепризы, когда нужно сделать паузу между репликами, зрители не выдерживают и начинают выкрикивать из зала слова. Хочется их расстрелять за это (смеется). Шучу, конечно, ведь любовь зрителей дорогого стоит.

Я стал заложником образа, но, знаете, мне грех жаловаться. Зато у меня есть возможность привлечь в театр зрителей, которые идут на Леву Соловейчика, а на сцене видят испанского короля или слышат мой прекрасный голос и думают: "Ничего себе!"

— Как вам работается в качестве театрального режиссера с вашими актерами — Татьяной Васильевой, к примеру?

— Вы знаете, очень легко, потому что когда встречаются профессионалы, тем более творческие люди, им не нужно многое объяснять. У нас очень мало времени, за которое нужно выпустить очень хороший продукт, чтобы о нас потом не говорили, что мы халтурщики.

— А вообще дружба между актерами возможна? Вы с кем-то дружите из звезд?

— Я дружу с Алексеем Булдаковым — это мой близкий друг, а еще с Андреем Федорцевым (снимался в фильмах "Брат", "Мамы", "Приличные люди". — Авт.). Конечно, со всеми актерами, с которыми мне приходилось работать, у меня сложились товарищеские отношения, но вот с теми двумя у меня настоящая мужская дружба. У меня очень много друзей, но 90% из них — это люди, не имеющие отношения к актерскому творчеству. Хотя, как говорится, "когда мы в бане, нам нечего там скрывать, ведь мы все одинаковые" (смеется).

— Недавно вы закончили работу над фильмом "Вкус Америки" — экранизацией повести Улицкой "Веселые похороны". Расскажите об этой ленте.

— Это история о жизни художника, талантливого человека, который болен и понимает, что жизнь и смерть ходят рядом. И, несмотря на болезнь, ему нужно понимать, что жизнь всегда торжествует, и что все наши плотские, неплотские, творческие и другие дела и начинания связаны в одном клубке. Съемки проходили в Америке, в Нью-Йорке. И благодаря этому получилось не только передать весь антураж, описанный в повести, но еще и вдоволь повеселиться.

Семейство. Семен считает, что он — настоящий счастливчик.

— Повеселиться? На съемках?

— Скорее после (улыбается). Просто у нас собралась такая компания, что не соскучишься. К примеру, был мой хороший друг Леня Лейкин — очень талантливый клоун. У него, кстати, было свое шоу в Лас-Вегасе — он замечательный артист. Так вот после съемок, поздно вечером или ночью, мы шли по городу и параллельно устраивали уличные представления. Ведь там есть целое движение уличных клоунов, которые могут даже движение в центре Нью-Йорка перекрывать. Так и мы развлекались: пантомимой делали вид, будто подметаем улицы или из-под машин окурки подбираем. И за нами ходили толпы людей со словами: "Что эти русские сейчас еще сотворят?". Мы забавляли таксистов, прохожих — подбирали выброшенные пустые коробки, сооружали из них "каноэ", становились друг за дружкой и делали вид, будто гребем по асфальту. Случайным зрителям было смешно, они пристраивались за нами, и "гребли" с нами... Навеселились вдоволь!

А ведь мы совершенно не знали языка. По крайней мере, я так точно в детстве английский не учил, ведь все мы жили в Советском Союзе и думали, что это навсегда. А во "Вкусе времени" я 60 процентов времени говорю на английском, да еще и с американским акцентом. Поэтому языку меня учила на месте... одесситка Софья. И люди, которые меня окружали на площадке, слушали меня на экране и говорили, что у меня отличная австралийская речь. Сразу зашептались: "Да он шпион, не может он с таким произношением не знать английского языка!". А у меня просто очень хороший слух (смеется).

— Скажите, а с самой Улицкой вы общались по поводу экранизации, она давала вам свои рекомендации или пожелания?

— Она посмотрела эту картину — правда, не в конечном варианте, а в рабочем. Ей очень понравилось — вы не подумайте, я не буду лгать, она все равно это прочтет. Она сказала, что это лучшее кинематографическое прочтение ее творчества. Поэтому я считаю, что мы справились с задачей.

"Особенности...". В жизни охота Стругачеву не по душе.

— И напоследок — о личном. Вы живете на два города — Питер и Москва. У вас много съемок, репетиций в театре, постоянные переезды, соблазнительные партнерши по работе. Как с этим справляется ваша супруга — ревнует?

— Настоящая любовь — это всегда ревность. Но приятно, что моя жена никогда не ревновала меня к творчеству, ведь она тоже актриса. Вообще семья актеров — это всегда какая-то неяркая, неафишированная, но ревность. Но поскольку я всегда был ведущий, а мы изначально договорись с моей супругой, что я буду нас вести, то в некоторых вещах она уступала. Ей действительно тяжело, ведь она сделала шаг в мою пользу и где-то не реализовала собственные амбиции. Но в любом случае она — жена актера, который много работает, и она действительно помощница. Да и вообще я считаю, что у меня идеальная жена. И я готов ей поставить памятник, потому что она выдержала наши тяжелые годы, когда нам никто не помогал. Я все делал своим горбом и трудом, а она понимала, что мне нужны помощь и поддержка. Я ей очень благодарен. А остальное — ерунда. Мы уже столько прожили вместе, у нас дочь, наверняка скоро пойдут внуки — по крайней мере, я об этом очень мечтаю... Так что мы выдержали наш марафон.